Книги вселенной Assassin's Creed
- Автор темы vedenov
- Дата начала
Ну последняя из анонсированных, суть одна и та же
Это не последняя книга, могут быть и другие Да, сценарий у книг тот же. Только Дезмонда Майлза нет в книгах, и вообще не упоминаются современные ассасины и компания Абстерго. О других отличиях подробнее можешь почитать на нашем сайте
Блок "книги" в левой части.Не понимаю на кого рассчитаны эти книги и кто их покупает. Для фанатов игры в них слишком много мелких неточностей, влияющих на восприятие, и мало каких-то новых, интересных подробностей.Да, сценарий у книг тот же. Только Дезмонда Майлза нет в книгах, и вообще не упоминаются современные ассасины и компания Абстерго. О других отличиях подробнее можешь почитать на нашем сайте
А простых обывателей должны смутить бедность слога и общая неинтересность сюжета. Всё таки, на мой взгляд, сценарий игр в большинстве случаев не подходит для книг, и АС тому пример.
Книги рассчитаны на тех людей, которые никогда не играли в игры, но им очень интересен сюжет AC. Потому что Ubisoft воистину удалось сделать бренд АС мировым, он находится на слуху у всех, кто хоть как-то контачит с интернетом, я думаю
И часть этой аудитории не считает себя геймерами.Другое дело, как правильно заметил [member=Kokz], многие жалуются на отсутствие писательского таланта у Боудена. Может это потому, что его ограничивает уже готовый сценарий, которому он и должен следовать в своих книгах... не знаю.
Ну переписывать готовый сюжет не требует много таланта. Так что Боуден - никакой не писатель, а просто наборщик.
Другое дело сценаристы игры, которые придумали эту замечательную историю. AC - итак замечательная книга....сюжет которой каждый может немного изменить
Вот! Потому что простора для творчества больше дали. Ему сказали какие основные события во вселенной АС должны произойти, а КАК они должны были произойти - решал Боуден.
Мне хотелось бы выложить здесь всего несколько отрывков из этой книги.
Я понятия не имею, хороша она или не очень. Судя по началу, все-таки, наверное, не очень. Лично мне некоторые эпизоды из "Тайного крестового похода" нравились больше. Но иногда человеку хочется составить представление от тексте "по-быстренькому". Мой перевод именно для них.
Может быть (скорее всего) русский перевод уже существует, но я его пока не нашла, хотя, честно говоря, искала не очень прилежно. И кроме того, сколько переводчиков -- столько переводов. Надеюсь, что мой ничуть не хуже остальных.
Почему еще я публикую эти фрагменты? Потому что иногда хочется вернуться к старичку Эцио и вспомнить, что да как там у него было, а переигрывать игру заново нет ни времени, ни возможности. Текст просмотреть проще.
Если эта тема что-нибудь нарушает -- отдаю ее во власть модераторов и администраторов.
А в общем -- желаю всем приятного чтения!
--------------------------------------------------------------------
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Данте, «Ад».
1
Орел парил в вышине — в упругом, ясном небе.
Странник, запыленный, измотанный дорогой, отвел от него взгляд, взобрался на невысокую стену из грубого камня и мгновение стоял не шевелясь, внимательно осматривая место действия. Массивные снежные горы ограждали, обнимали и охраняли замок, стоявший на гребне; купол его башни смотрелся, как в свое отражение, в купол соседней башенки, тюремной, что стояла неподалеку. Железные скалы, как когти, держали основание его отвесных серых стен. Он не первый раз видел его, предварительный осмотр был сделан позавчера, в сумерках, с уступа, на который он вскарабкался, примерно в миле на запад отсюда. Воздвигнутый в этой невероятной местности точно по волшебству, слившийся воедино со скалами и камнями, замок впитал в себя их силу.
Наконец-то он у цели. После года изнурительного пути. И еще долгий переход по трудным дорогам в непогоду. Он на всякий случай пригнулся, машинально проверил оружие и продолжил осмотр. Все было тихо. Абсолютно.
На стенах ни души. Резкий ветер взметывает поземку. Но никаких признаков человека. Место кажется пустынным. После всего, что он прочел, он ждал чего-то подобного. Но жизнь научила его, что лучше убедиться во всем самому. Он выждал еще.
Никаких звуков, кроме ветра. Потом… Шорох? Впереди, слева от него, по голому склону скатилась горсть камешков. Он насторожился, чуть привстал, вытянул шею. И тут в правое плечо ему вонзилась стрела, прямо сквозь броню.
Он чуть пошатнулся, поморщился от боли, когда вытягивал стрелу из плеча; вскинул голову и пристально вгляделся в отвесные скалы, служившие замку естественной оградой его двора. На их кромке появился человек в темно-красной тунике, сером плаще и в доспехах. По знакам различия это был капитан. Непокрытая голова его была гладко выбрита, лицо пересекал шрам. Рот его был открыт и оскален — отчасти из-за рычания, отчасти из-за торжествующей улыбки, обнажившей недоразвитые кривые зубы — бурые, как надгробья на заброшенном кладбище.
Странник потянул за древко стрелы. Наконечник пробил броню и всего лишь пронзил металл, а в тело вошел только самый кончик. Он отломил его от древка и швырнул в сторону. И тогда он увидел, что больше сотни вооруженных людей, обмундированных как положено, с алебардами и мечами наголо, выстраиваются на гребне по обе стороны бритоголового капитана. Шлемы с забралами скрывали их лица, но «черный орел», красовавшийся на туниках, сказал путнику, кто они такие, и он знал, чего от них ждать, коль скоро он окажется в их руках.
Может, это уже старость, вот он и попал в ловушку так запросто? Но он все предусмотрел.
И все же не удалось.
Он сделал шаг назад, готовясь к их нападению, а они рассыпались веером по неровной площадке, на которой он стоял, чтобы окружить его, и держали свою добычу на расстоянии алебарды. Он чувствовал, что, несмотря на численное превосходство, они боятся его. Его слава была известна, и они не зря его боялись.
Он примерился к алебардам. Сдвоенные лезвия: топор и копье.
Он расправил руки, и из его запястий выскочили два тонких, серебристых, смертоносных скрытых клинка. Сосредоточившись, он отразил первый удар и почувствовал, что удар был нерешительным — уж не хотят ли они взять его живым? Потом они навалились на него со всех сторон со своими алебардами, стараясь сбить его с ног.
Он развернулся и двумя четкими движениями рассек рукояти ближайших алебард, поймал на лету один из наконечников и всадил его в грудь бывшему владельцу.
Они насели на него, он вовремя пригнулся, потому что ток воздуха дал ему знать: летит копье — оно просвистело в дюйме от его согнутой спины. В ярости он обернулся, и спрятанный клинок левой руки глубоко рубанул по ногам врага, стоявшего сзади. Тот взревел и рухнул.
Странник схватил упавшую алебарду, которая миг назад едва не прикончила его, крутанул ею и отсек руки другому противнику. Руки описали в воздухе дугу, ладони их раскрылись, точно моля о пощаде, и ту же дугу повторил вдогонку их кровавый шлейф.
Это остановило их на мгновение, но эти солдаты видали зрелища и покруче, поэтому странник не успел даже дух перевести, как они навалились опять. Он снова взмахнул алебардой и вонзил ее глубоко в шею солдату, который пытался убить его. Странник отпустил древко алебарды и на мгновение втянул скрытые клинки — чтобы поудобнее схватить сержанта, вооруженного мечом; он швырнул сержанта в гущу его воинства, а его меч оставил себе. Он ощутил тяжесть меча, бицепс напрягся, удерживая двойную рукоять, и мышцы взметнули меч вовремя — чтобы расколоть шлем следующему алебардщику, который напал из-за плеча в надежде застать его врасплох.
Меч был хорош. Удобнее для этой работы, чем легкая сабля у него на боку, которой он обзавелся в дороге. А для ближнего боя — спрятанные клинки. Они его никогда не подводили.
От замка набегало подкрепление. Сколько еще потребуется солдат, чтобы одолеть этого одинокого странника? Кольцо врагов сжималось, он резко развернулся и прыгнул — чтобы сбить их столку и чтобы избежать их давления — перескочил через какого-то солдата, встал на ноги, напрягся, отразил удар меча наручами на левом предплечье и повернулся, чтобы воткнуть свой меч в тело врага.
И в тот же миг воцарилась тишина. Что это? Странник остановился, переводя дух. Но ведь ему не надо было сейчас переводить дух. Он глянул вверх. Все то же кольцо врагов в серых кольчугах. Но среди них странник увидел другого человека.
Другой человек. Он шел между ними. Невидимый, неслышный. Юноша в белом. Одетый, как сам странник, по крайней мере в таком же капюшоне, с таким же клинышком, как у него, выступающим вперед, как клюв орла. У странника от неожиданности разомкнулись губы. Казалось, что кругом тишина. Все остановилось, кроме юноши в белом — он шагал. Уверенно, спокойно, мужественно.
Молодой человек шагал по полю боя, словно это было пшеничное поле, а все происходящее, казалось, совершенно его не касается. У него такая же пряжка на ремнях, скрепляющих доспехи, что и у странника? С таким же знаком? Этот знак был впечатан в сознание странника и лежал на всей его жизни уже больше тридцати лет, так же, как клеймо на безымянном пальце, поставленное тоже давным-давно.
Странник моргнул, а когда открыл глаза, то видение, если это было видение, исчезло, а звуки, запахи, опасность были по-прежнему тут, вокруг него, надвигались на него плотными рядами врагов, которых — он понял теперь — он не сможет ни одолеть, ни избежать.
Но теперь он не был так одинок.
Думать было некогда. Они надвигались неотвратимо, трусливые и злые. Град ударов обрушился на него — слишком частых, чтобы можно было ответить. Странник бился, уложил еще пятерых, еще десяток. Но он сражался с тысячеглавой гидрой. Рядом возник громила и обрушил на него клинок весом в двадцать фунтов. Он поднял левую руку, чтобы принять удар наручами, бросил наземь тяжелый меч, чтобы освободить руку и пустить в ход правый скрытый клинок. Но врагу повезло. Наручи отклонили страшный удар, но не обезвредили его до конца. Меч громилы попал страннику по левому запястью и задел за спрятанный клинок, который выскочил наружу от удара. В тот же миг странник потерял равновесие, оступился на неверном камне под ногой и подвернул лодыжку. Он упал на каменистую землю, лицом вниз. Да так и остался лежать.
Кольцо врагов сомкнулось над ним, все так же удерживая свою добычу на расстоянии алебарды, все так же настороженное, такое же трусливое, не смеющее торжествовать. Но кончики их алебард уперлись ему в спину. Одно движение — и он был бы мертв.
А он не хотел этого, никак не хотел.
По камню хрустнули сапоги. Кто-то подошел. Странник едва заметно повернул голову и увидел над собой бритоголового капитана. На лице его багровел шрам. Он наклонился к страннику так сильно, что чувствовался запах дыхания.
Капитан стащил со странника капюшон, чтобы глянуть в лицо. И улыбнулся, потому что увидел то, что ожидал.
- Ого, к нам прибыл Наставник! Эцио Аудиторе да Фиренце. Как вы, несомненно, догадались, мы ждали вас. Вы, должно быть, удивлены тем, что старинная твердыня вашего Братства теперь у нас в руках. Но это должно было случиться. За все ваши старания мы были обязаны выиграть.
Он выпрямился, повернулся к своему воинству, окружившему Эцио — двум сотням храбрецов — и отдал приказ:
- Отведите его в темницу. Да прежде свяжите, да покрепче.
Эцио поставили на ноги и поспешно, суетясь, кое-как связали.
- Прогулка короткая, но лестниц много, — сказал капитан. — И помолись как следует. Мы повесим тебя утром.
Высоко над ними продолжал искать добычу орел. Но никому не было до него дела. Ни до его красоты. Ни до его свободы.
Я понятия не имею, хороша она или не очень. Судя по началу, все-таки, наверное, не очень. Лично мне некоторые эпизоды из "Тайного крестового похода" нравились больше. Но иногда человеку хочется составить представление от тексте "по-быстренькому". Мой перевод именно для них.
Может быть (скорее всего) русский перевод уже существует, но я его пока не нашла, хотя, честно говоря, искала не очень прилежно. И кроме того, сколько переводчиков -- столько переводов. Надеюсь, что мой ничуть не хуже остальных.
Почему еще я публикую эти фрагменты? Потому что иногда хочется вернуться к старичку Эцио и вспомнить, что да как там у него было, а переигрывать игру заново нет ни времени, ни возможности. Текст просмотреть проще.
Если эта тема что-нибудь нарушает -- отдаю ее во власть модераторов и администраторов.
А в общем -- желаю всем приятного чтения!
--------------------------------------------------------------------
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Данте, «Ад».
1
Орел парил в вышине — в упругом, ясном небе.
Странник, запыленный, измотанный дорогой, отвел от него взгляд, взобрался на невысокую стену из грубого камня и мгновение стоял не шевелясь, внимательно осматривая место действия. Массивные снежные горы ограждали, обнимали и охраняли замок, стоявший на гребне; купол его башни смотрелся, как в свое отражение, в купол соседней башенки, тюремной, что стояла неподалеку. Железные скалы, как когти, держали основание его отвесных серых стен. Он не первый раз видел его, предварительный осмотр был сделан позавчера, в сумерках, с уступа, на который он вскарабкался, примерно в миле на запад отсюда. Воздвигнутый в этой невероятной местности точно по волшебству, слившийся воедино со скалами и камнями, замок впитал в себя их силу.
Наконец-то он у цели. После года изнурительного пути. И еще долгий переход по трудным дорогам в непогоду. Он на всякий случай пригнулся, машинально проверил оружие и продолжил осмотр. Все было тихо. Абсолютно.
На стенах ни души. Резкий ветер взметывает поземку. Но никаких признаков человека. Место кажется пустынным. После всего, что он прочел, он ждал чего-то подобного. Но жизнь научила его, что лучше убедиться во всем самому. Он выждал еще.
Никаких звуков, кроме ветра. Потом… Шорох? Впереди, слева от него, по голому склону скатилась горсть камешков. Он насторожился, чуть привстал, вытянул шею. И тут в правое плечо ему вонзилась стрела, прямо сквозь броню.
Он чуть пошатнулся, поморщился от боли, когда вытягивал стрелу из плеча; вскинул голову и пристально вгляделся в отвесные скалы, служившие замку естественной оградой его двора. На их кромке появился человек в темно-красной тунике, сером плаще и в доспехах. По знакам различия это был капитан. Непокрытая голова его была гладко выбрита, лицо пересекал шрам. Рот его был открыт и оскален — отчасти из-за рычания, отчасти из-за торжествующей улыбки, обнажившей недоразвитые кривые зубы — бурые, как надгробья на заброшенном кладбище.
Странник потянул за древко стрелы. Наконечник пробил броню и всего лишь пронзил металл, а в тело вошел только самый кончик. Он отломил его от древка и швырнул в сторону. И тогда он увидел, что больше сотни вооруженных людей, обмундированных как положено, с алебардами и мечами наголо, выстраиваются на гребне по обе стороны бритоголового капитана. Шлемы с забралами скрывали их лица, но «черный орел», красовавшийся на туниках, сказал путнику, кто они такие, и он знал, чего от них ждать, коль скоро он окажется в их руках.
Может, это уже старость, вот он и попал в ловушку так запросто? Но он все предусмотрел.
И все же не удалось.
Он сделал шаг назад, готовясь к их нападению, а они рассыпались веером по неровной площадке, на которой он стоял, чтобы окружить его, и держали свою добычу на расстоянии алебарды. Он чувствовал, что, несмотря на численное превосходство, они боятся его. Его слава была известна, и они не зря его боялись.
Он примерился к алебардам. Сдвоенные лезвия: топор и копье.
Он расправил руки, и из его запястий выскочили два тонких, серебристых, смертоносных скрытых клинка. Сосредоточившись, он отразил первый удар и почувствовал, что удар был нерешительным — уж не хотят ли они взять его живым? Потом они навалились на него со всех сторон со своими алебардами, стараясь сбить его с ног.
Он развернулся и двумя четкими движениями рассек рукояти ближайших алебард, поймал на лету один из наконечников и всадил его в грудь бывшему владельцу.
Они насели на него, он вовремя пригнулся, потому что ток воздуха дал ему знать: летит копье — оно просвистело в дюйме от его согнутой спины. В ярости он обернулся, и спрятанный клинок левой руки глубоко рубанул по ногам врага, стоявшего сзади. Тот взревел и рухнул.
Странник схватил упавшую алебарду, которая миг назад едва не прикончила его, крутанул ею и отсек руки другому противнику. Руки описали в воздухе дугу, ладони их раскрылись, точно моля о пощаде, и ту же дугу повторил вдогонку их кровавый шлейф.
Это остановило их на мгновение, но эти солдаты видали зрелища и покруче, поэтому странник не успел даже дух перевести, как они навалились опять. Он снова взмахнул алебардой и вонзил ее глубоко в шею солдату, который пытался убить его. Странник отпустил древко алебарды и на мгновение втянул скрытые клинки — чтобы поудобнее схватить сержанта, вооруженного мечом; он швырнул сержанта в гущу его воинства, а его меч оставил себе. Он ощутил тяжесть меча, бицепс напрягся, удерживая двойную рукоять, и мышцы взметнули меч вовремя — чтобы расколоть шлем следующему алебардщику, который напал из-за плеча в надежде застать его врасплох.
Меч был хорош. Удобнее для этой работы, чем легкая сабля у него на боку, которой он обзавелся в дороге. А для ближнего боя — спрятанные клинки. Они его никогда не подводили.
От замка набегало подкрепление. Сколько еще потребуется солдат, чтобы одолеть этого одинокого странника? Кольцо врагов сжималось, он резко развернулся и прыгнул — чтобы сбить их столку и чтобы избежать их давления — перескочил через какого-то солдата, встал на ноги, напрягся, отразил удар меча наручами на левом предплечье и повернулся, чтобы воткнуть свой меч в тело врага.
И в тот же миг воцарилась тишина. Что это? Странник остановился, переводя дух. Но ведь ему не надо было сейчас переводить дух. Он глянул вверх. Все то же кольцо врагов в серых кольчугах. Но среди них странник увидел другого человека.
Другой человек. Он шел между ними. Невидимый, неслышный. Юноша в белом. Одетый, как сам странник, по крайней мере в таком же капюшоне, с таким же клинышком, как у него, выступающим вперед, как клюв орла. У странника от неожиданности разомкнулись губы. Казалось, что кругом тишина. Все остановилось, кроме юноши в белом — он шагал. Уверенно, спокойно, мужественно.
Молодой человек шагал по полю боя, словно это было пшеничное поле, а все происходящее, казалось, совершенно его не касается. У него такая же пряжка на ремнях, скрепляющих доспехи, что и у странника? С таким же знаком? Этот знак был впечатан в сознание странника и лежал на всей его жизни уже больше тридцати лет, так же, как клеймо на безымянном пальце, поставленное тоже давным-давно.
Странник моргнул, а когда открыл глаза, то видение, если это было видение, исчезло, а звуки, запахи, опасность были по-прежнему тут, вокруг него, надвигались на него плотными рядами врагов, которых — он понял теперь — он не сможет ни одолеть, ни избежать.
Но теперь он не был так одинок.
Думать было некогда. Они надвигались неотвратимо, трусливые и злые. Град ударов обрушился на него — слишком частых, чтобы можно было ответить. Странник бился, уложил еще пятерых, еще десяток. Но он сражался с тысячеглавой гидрой. Рядом возник громила и обрушил на него клинок весом в двадцать фунтов. Он поднял левую руку, чтобы принять удар наручами, бросил наземь тяжелый меч, чтобы освободить руку и пустить в ход правый скрытый клинок. Но врагу повезло. Наручи отклонили страшный удар, но не обезвредили его до конца. Меч громилы попал страннику по левому запястью и задел за спрятанный клинок, который выскочил наружу от удара. В тот же миг странник потерял равновесие, оступился на неверном камне под ногой и подвернул лодыжку. Он упал на каменистую землю, лицом вниз. Да так и остался лежать.
Кольцо врагов сомкнулось над ним, все так же удерживая свою добычу на расстоянии алебарды, все так же настороженное, такое же трусливое, не смеющее торжествовать. Но кончики их алебард уперлись ему в спину. Одно движение — и он был бы мертв.
А он не хотел этого, никак не хотел.
По камню хрустнули сапоги. Кто-то подошел. Странник едва заметно повернул голову и увидел над собой бритоголового капитана. На лице его багровел шрам. Он наклонился к страннику так сильно, что чувствовался запах дыхания.
Капитан стащил со странника капюшон, чтобы глянуть в лицо. И улыбнулся, потому что увидел то, что ожидал.
- Ого, к нам прибыл Наставник! Эцио Аудиторе да Фиренце. Как вы, несомненно, догадались, мы ждали вас. Вы, должно быть, удивлены тем, что старинная твердыня вашего Братства теперь у нас в руках. Но это должно было случиться. За все ваши старания мы были обязаны выиграть.
Он выпрямился, повернулся к своему воинству, окружившему Эцио — двум сотням храбрецов — и отдал приказ:
- Отведите его в темницу. Да прежде свяжите, да покрепче.
Эцио поставили на ноги и поспешно, суетясь, кое-как связали.
- Прогулка короткая, но лестниц много, — сказал капитан. — И помолись как следует. Мы повесим тебя утром.
Высоко над ними продолжал искать добычу орел. Но никому не было до него дела. Ни до его красоты. Ни до его свободы.
Искреннее спасибо! Все похвалы - Оливеру Боудену и Эцио Аудиторе
Продолжение:
2
Орел все еще кружил в небе. Бледно-голубом небе, выгоревшем от солнца, но солнце уже снижалось. Хищная птица, темный силуэт, он возвращался и возвращался, выискивая цель. Его тень упала на голые скалы далеко внизу и была изломана ими.
Эцио смотрел в узкое окно, напоминавшее рану в толще камня, и его глаза были беспокойными, как движения птицы. И мысли были беспокойными. Разве он отправился в далекий путь, чтобы очутиться вот здесь?
Он сжал кулаки и ощутил отсутствие скрытых клинков, которые так долго и так верно ему служили.
Но он догадывался, куда они сложили его оружие, после того, как поймали его в западню, скрутили и приволокли сюда. Жесткая улыбка свела его рот. Эти вояки, старинный враг — как они удивились, что такой старый лев может еще так драться.
А замок этот он знал. По картам и чертежам. Он так хорошо изучил их, что они впечатались ему в мозг.
Но он теперь здесь, в узилище, в одной из прочнейших башен неприступной крепости Масиаф, цитадели, которая некогда была твердыней ассасинов, потом была утрачена, а ныне попала в руки тамплиерам. Он был здесь один, безоружный, голодный, мучимый жаждой, в грязной и рваной одежде, и в любой миг он ожидал шагов своих палачей. Но он не собирался так просто сдаться. Он знал, зачем тамплиеры явились сюда; он должен их остановить.
Тем более что сразу они его не убили.
Он не отрывал глаз от орла. Он видел каждое перышко, каждый зубчик крыла, веер хвоста с бело-коричневым крапом — точь-в-точь как его собственная борода. С безупречно белыми кончиками крыльев.
Он вспоминал. Проследил путь, который привел его сюда.
Другие башни, другие стены. Как, например, те, в Виане, с которых он сбросил Чезаре Борджиа в руки его судьбы. Это случилось в лето от Рождества Христова 1507-е. Как давно это было? Четыре года. Да нет, наверное, это были четыре столетия — все это кажется таким далеким. А тем временем другие злодеи, другие, могущие завладеть миром, приходили и уходили, в поисках Тайны, в поисках Власти, и для него, теперешнего узника, битва против них должна завершиться.
Битва. Вся его жизнь.
Орел кружил и кружил, круги его становились все Уже. Эцио следил за ним, он понял, что орел заметил добычу и сосредоточился на ней. Что за добыча могла быть там, внизу? Правда, деревня, которая содержала замок, раболепная и несчастная под его сенью, может иметь скот и даже клочок возделываемой земли где-то неподалеку. Может быть, какая-нибудь коза там внизу, среди нагромождения серых камней, рассыпанных в низине вокруг холмов; или молодая и слишком неопытная, или старая и уставшая, или раненая. Орел летел против солнца, его силуэт на мгновение исчез в ослепительном свете, а потом, сузив свой круг, он завис наготове, завис на просторном голубом поле, прежде чем нырнуть вниз, разрывая воздух, как молния, и скрыться из виду.
Эцио отвернулся от окна и оглядел узилище. Топчан из прочного потемневшего дерева, с непокрытыми досками, стул и стол. Ни распятия на стене, ничего, кроме простой оловянной миски и ложки, в миске все еще лежит нетронутая размазня, которую ему дали. И в придачу деревянный стакан с водой, тоже нетронутой. Мучимый голодом и жаждой, Эцио боялся снадобий, которые могли ослабить его, сделать беспомощным в ответственный момент. А ведь вполне возможно, что тамплиеры подсыпали ему какую-нибудь гадость в еду и питье.
Он осмотрел всю узкую клетку, но грубые стены не дали ему ни утешения, ни надежды. Здесь не было ничего, что могло быть использовано для побега. Он вздохнул. Были другие ассасины, ассасины в Братстве, которые знали о его миссии, которые хотели сопровождать его даже несмотря на его настояние, что он отправится в путь один. Возможно, если не будет вестей, они попытаются. Но, может статься, будет уже слишком поздно.
Весь вопрос в том, как много уже узнали тамплиеры. Сколько тайн уже есть в их распоряжении?
Его поиск, оборвавшийся теперь так резко в момент, когда можно было пожинать плоды, начался вскоре после его возвращения в Рим, где он простился со своими товарищами, Леонардо да Винчи и Никколо Макиавелли, в его сорок восьмой день рождения, Иванов день. Никколо должен был вернуться во Флоренцию, Леонардо в Милан. Леонардо сказал, что принял серьезное предложение о столь необходимом покровительстве от Фрэнсиса, наследника французского престола, и проживании в Амбуазе, на реке Луаре. По крайней мере, так он поведал Эцио в письмах.
Эцио улыбнулся при воспоминании о друге. Леонардо, ум которого всегда так переполняли идеи, что он временами обращался к нему, чтобы как-то от них избавиться. Он с грустью подумал о скрытом клинке, погибшем в бою, когда он попал в засаду. Леонардо, как тебя не хватает! Единственный человек, которому он действительно мог доверить эту починку. По крайней мере Леонардо передал ему чертежи нового приспособления, которое он назвал парашютом. Эцио сделал его еще в Риме и включил в свое снаряжение, но он сомневается, что тамплиеры извлекут из него много пользы. А он нашел бы ему при случае хорошее применение.
При случае.
Он настроил себя против темных мыслей. Но ничего не поделаешь, средства к спасению не будет, пока они не придут за ним, чтобы повесить. Он должен придумать, что будет делать. Он представил, что, как это часто бывало раньше, ему придется импровизировать. Но для этого он должен дать своему организму отдохнуть. Он еще крепок, он убедился в этом, когда упражнялся перед этим путешествием, да и само путешествие укрепило его. Но он был рад даже в этих обстоятельствах отдохнуть после боя.
Все началось с письма.
Под благосклонным оком Папы Юлия II, который помог ему в борьбе против семейства Борджиа, Эцио восстановил и перестроил Братство ассасинов в Риме и заложил там основы своего могущества.
По крайней мере некоторое время тамплиеры бездействовали, и Эцио передал текущие дела в умелые руки своей сестры Клаудии; но ассасины оставались настороже. Они знали, что тамплиеры должны собраться с силами, тайно, в других местах, неуемные в своем поиске инструментов, с помощью которых они могли бы наконец контролировать мир в соответствии с их мрачными догматами.
Ассасины превзошли их на тот момент, но зверь не был мертв.
Эцио не удовольствовался этим фактом, и поделился мрачным знанием только с Макиавелли и Леонардо: что Яблоко Эдема, которое оказалось на его попечении и которое принесло столько страданий и смертей во время борьбы за обладание им, было похоронено и спрятано глубоко в подземельях под церковью Святого Николая в Карсере, в потаенной замурованной комнате, местоположение которой отмечено только священными символами Братства, различить которые смогут только ассасины будущего, не говоря уже о расшифровке. Самая большая Частица Эдема надежно укрыта от честолюбивых притязаний тамплиеров навсегда — Эцио надеялся на это.
После ущерба, нанесенного Братству семейством Борджиа, надо было многое вернуть, многое привести в порядок, и Эцио подчинил себя этой задаче безропотно, хотя ему больше нравился свежий воздух и действие, чем корпение над бумажками в пыльных архивах. Эта работа хорошо бы подошла последнему отцовскому секретарю, Джулио, или книжнику Макиавелли; но Макиавелли в это время был занят как командующий флорентийским ополчением, а Джулио давно умер.
Однако, подумал Эцио, не возьмись он за это нудное дело, он бы никогда не нашел письма. А если бы за дело взялся кто-то другой, то этот человек не смог бы разгадать его значение.
Письмо, которое он нашел в кожаной сумке, ветхой от возраста, было от отца Эцио, Джованни, и адресовано брату Марио, человеку, научившему Эцио искусству боя и посвятившему его в Братство тридцать долгих лет тому назад. Марио. Эцио вздрогнул от этого воспоминания. Марио, который умер в безжалостных и подлых руках Чезаре Борджиа на исходе битвы в Монтериджони.
Марио давно отмщен, но письмо, попавшее в руки Эцио, открыло новую главу, а его содержание предоставило ему возможность нового дела. Он обнаружил письмо в 1509 году, ему как раз исполнилось пятьдесят, он знал, что человеку его возраста редко выпадает шанс начать новое дело. Кроме того, письмо давало надежду и ставило задачу: захлопнуть для тамплиеров врата возможностей раз и навсегда.
Палаццо Аудиторе
Флоренция, 4 февраля 1458 года
Дорогой брат,
армия, собранная против нас, растет, и в Риме есть человек, который принял командование над силами наших врагов — быть может, величайшей силой, с которой нам с вами доводилось когда-либо считаться. Посему сообщаю вам под печатью строжайшей секретности следующие сведения. Если судьба застигнет меня врасплох, поручитесь своей жизнью, если необходимо, что эти сведения никогда не попадут в руки наших врагов.
Как вы знаете, в Сирии есть замок под названием Масиаф, бывший когда-то штаб-квартирой нашего Братства. Там, около двух веков назад, наш тогдашний Наставник Альтаир ибн Ла-Ахад, величайший из нашего Ордена, устроил под крепостью на большой глубине библиотеку.
Больше пока ничего не скажу. Благоразумие подсказывает, что все, что я должен вам сообщить, надлежит сказать при встрече, но ни в коем случае не записывать.
Этот поиск я хотел бы выполнить сам, но теперь не время. Наши враги давят на нас, и у нас нет времени ни на что, кроме борьбы с ними.
Ваш брат Джованни Аудиторе.
С этим письмом был еще один загадочный фрагмент, написанный явно рукой отца, и столь же явно не его перевод более старого документа, прикрепленного тут же пергамента с подлинным текстом Кодекса (собранного Эцио и его товарищами около тридцати лет назад), и в том фрагменте было сказано: «Я провел с артефактом уже много дней. Или это были недели? Месяцы? Иногда ко мне приходят, приносят пищу или отвлекают; и хотя в глубине души я знаю, что надо бы прекратить эти тайные изыскания, я обнаружил, что мне все труднее и труднее возвращаться к моим обычным делам. Малик согласен со мной, но теперь в его голосе появилась прежняя резкость. Но я все-таки должен продолжить работу. Я должен понять Яблоко. Его принцип действия прост. Даже слишком прост: господство. Управление. Но сам процесс… методы и средства, которые оно использует… ОНИ завораживают. Это воплощенное искушение. Любому, кто подвергся его сиянию, оно обещает все, что тот пожелает. Взамен оно просит лишь одного: полного и безоговорочного повиновения. Но кто же сможет действительно отказаться? Я помню миг моей собственной слабости, когда во время столкновения с Аль-Муалимом, моим Учителем, моя вера была поколеблена его словами. Он, заменивший мне отца, как оказалось, был моим злейшим врагом. И ему хватило лишь капельки моего сомнения, чтобы проникнуть в мой мозг. Но я одолел его фантомы, вернул свою веру и отправил его в мир иной. Я освободился от его управления. Но теперь я задаюсь вопросом: так ли это? И потому я сижу здесь и отчаянно пытаюсь понять то, что намеревался уничтожить. Я чувствую, что это больше, чем просто оружие, это инструмент манипулирования человеческим разумом. Или нет? Может быть, оно просто соответствует своему назначению: показывает мне то, чего я больше всего желаю. Знание… Скользящее по грани. Непостижимое. Зовущее. Дающее надежду. Искушающее».
На этом старинный манускрипт обрывался, остальная часть была утрачена — пергамент так обветшал от старости, что рассыпался в прах, когда он прикоснулся к нему.
Эцио не много понял из всего этого, но кое-что было так хорошо знакомо, что просто дрожь пошла по телу, и даже по голове, и даже в голове.
И даже теперь, при воспоминании, он испытал ту же дрожь, здесь, в темнице, в башне Масиафа, глядя на закат, может быть, последний закат в его жизни.
Мысленно он видел старый манускрипт. Ведь это из-за него он отправился в путешествие на Восток, в Масиаф.
Быстро стемнело. Небо стало пронзительно темно-синим. Его уже испятнали звезды.
Без всякой причины Эцио вспомнил юношу в белом. Человек, привидевшийся ему в перерыве той схватки. Который явился и исчез так загадочно, как мираж, и который, тем не менее, был реальным и так или иначе общался с ним.
3
Приготовления к путешествию заняли у Эцио конец того года и начало следующего. Он съездил на север, во Флоренцию, и переговорил с Макиавелли, хотя и не сказал ему всего, что знал. В Остии он навестил Бартоломео д’Альвиано, который располнел от излишне обильной пищи и вина, но был по-прежнему свиреп, хотя и обзавелся теперь семьей. У них с Пантисилеей родились три сына и, месяц назад, дочка. Как он сказал?
- Пора и тебе продолжиться, Эцио! Никто из нас не становится моложе.
Эцио улыбнулся. Барто оказался счастливее, чем думалось.
Эцио пожалел, что нет времени продолжить путешествие на север, в Милан, но ему надо было привести в порядок оружие: клинки, пистолет, наручи, а времени не было, разве что подвигнуть Леонардо на поиск новых методов для их улучшения. Правда, Леонардо в последний раз, когда чинил их, год назад, сказал, что они уже улучшены до невозможности.
Но это еще предстоит проверить в грядущих испытаниях.
4
- Да хранит тебя бог, — сказала Клаудия в последнее его утро в Риме. Они поднялись затемно. С рассветом Эцио должен был ехать.
- Позаботься о вещах в мое отсутствие.
- Ты сомневаешься во мне?
- Уже нет. Ты простишь меня за это?
Клаудия улыбнулась.
- В Африке есть огромное животное, которое называют слоном. Говорят, он ничего не забывает. Так и женщины. Не волнуйся, Эцио. Я буду стеречь вещи до твоего возвращения.
- Или пока нам не понадобится новый Наставник.
На это Клаудия не ответила. Лицо ее сделалось озабоченным. Она сказала:
- Эта миссия. Зачем ты едешь один? И почти ничего не сказал о ее смысле?
- «Скорее доеду, коль еду один», — процитировал Эцио в ответ. — Что касается подробностей, то на твое попечение я оставляю бумаги нашего отца. Вскрой их, если я не вернусь. И о Масиафе я рассказал тебе все, что тебе следует знать.
- Джованни был и моим отцом.
- Но ответственность он возложил на меня.
- Ты сам ее взял, брат.
- Я Наставник, — просто сказал он. — Это моя обязанность.
Она посмотрела на него.
- Ну, что ж, в добрый путь. Пиши.
- Конечно. В любом случае, можешь не беспокоиться за меня, пока я не доехал до Бари. Со мной будет Барто.
Она все еще тревожилась. Эцио был тронут тем, что эта сильная женщина, его взрослая сестра, все-таки сохранила в сердце уголок нежности для него. Его сухопутный маршрут пройдет по южным областям Италии, а их контролирует Арагонская корона. И король Фердинанд еще не забыл свой должок перед Эцио.
- Если ты боишься моих стычек, — сказал он, угадав ее мысли, — то мне ничего не грозит, пока я не сяду на корабль. Мой путь лежит довольно далеко на север, и можно не опасаться берберских корсаров. Мы обогнем греческое побережье за Корфу.
- Я больше беспокоюсь о завершении того, что ты хочешь сделать. Не потому, что я волнуюсь за тебя лично.
- А, вот как! Ну, и на том спасибо.
Она усмехнулась.
- Ты знаешь, о чем я. Из всего, что ты сказал — а Святая Вероника свидетель, что ты не сказал почти ничего — следует, как для нас важен хороший результат.
- Поэтому мне пора. Пока тамплиеры не восстановили силы.
- Берешь инициативу на себя?
- Вот именно.
Она взяла его лицо в ладони. Он в последний раз посмотрел на нее. И в сорок девять лет она была еще поразительно красивой женщиной, темные волосы все так же были темны, а ее пылкая натура неутолима. Иногда он жалел, что у нее не было никого после смерти мужа, но она посвятила себя детям и работе и не скрывала, что любит житье в Риме, который под руководством Папы Юлия вновь превратился в утонченный международный город, в культурную и религиозную Мекку.
Они обнялись, и Эцио вскочил на коня и возглавил небольшую кавалькаду, которая сопровождала его: пятнадцать вооруженных всадников под командой Барто, уже сидевшего верхом — его тяжелый конь нетерпеливо перебирал в пыли копытами — и повозка для провианта. Все, что было необходимо самому Эцио, уместилось в двух чересседельных кожаных сумках.
- Я буду фуражиром, потому что я впереди, — сказал он Клаудии.
- Тебе идет, — сказала она с легкой усмешкой.
Эцио тронул поводья, Барто рядом с ним, и они двинулись вниз по восточному берегу реки, прочь от штаб-квартиры ассасинов на Тибре, и направились к городским воротам — к большой дороге, ведущей на юг.
Им понадобилось пятнадцать дней, чтобы достичь Бари, и там Эцио поспешно расстался со своим старым другом, чтобы не пропустить первый подходящий прилив. Он сел на корабль, принадлежавший турецкому торговому флоту, управляющими которого были Пири Рейс и его семья. Паруса поставлены, плаванье началось. «Анаан» — грузовое судно, взявшее единственного пассажира. Эцио воспользовался этим обстоятельством и проверил снаряжение, взятое им в дорогу. Два спрятанных клинка на оба запястья, наручи на левое предплечье, чтобы отражать удары мечей, и скрытый пистолет, который изготовил для него Леонардо вместе с другим специальным снаряжением из древних чертежей, найденных в Кодексе ассасинов.
Эцио путешествовал налегке. По правде сказать, он рассчитывал, если ему посчастливится туда добраться, найти Маисаф пустым. В то же время он сознавал, что ему придется непросто из-за нехватки разведданных о действиях тамплиеров на сегодня — при очевидном или, по крайней мере, относительном покое. Он знал, что за второй отрезок пути, ведущий его в Корфу, он может не беспокоиться. Пири Рейс был великим капитаном у османов, а когда-то и сам был пиратом, так что его люди будут знать, как обойтись с пиратами, если одного только имени грозного Рейса окажется недостаточно, чтобы внушить им почтение. Эцио удивился бы, если бы в один прекрасный день встретил этого великого человек лично. Если это случится, то Эцио надеется, что Пири по своему добродушию позабудет те времена, когда Братство было вынуждено «освободить» некоторые из его бесценных карт от него самого.
Турки сами теперь хозяйничали в Греции, а заодно и в большей части Восточной Европы, их территории почти касались западных владений Венеции. Не всем нравилась эта ситуация, а также большое количество турок в Европе; но Венеция после противостояния продолжила торговлю с соседями-мусульманами, и la Serenissima сохранила контроль над Корфу, Критом и Кипром.
Эцио не хотел бы длить такое положение дел, турки уже совершили на Кипре недружественные шаги, но был заключен мир, и султан Баязид был слишком занят внутрисемейными распрями и не мог создавать проблемы на западе.
Могучий корабль, с белым полотнищем огромного паруса, рассекал волны будто меч, а не нож, и даже несмотря на неблагоприятный ветер, они сделали хороший переход, и короткое путешествие по горлу Адриатики уложилось чуть больше чем в пять дней.
После радушного приема у губернатора Корфу, толстого итальянца по имени Франко, который предпочитал, чтобы его называли Спиридон (по имени местного покровителя-святого), и который давно уже отказался от политической деятельности в пользу поедания лотоса, Эцио разговорился с капитаном корабля, когда они стояли на балконе с фасадной стороны губернаторской виллы и поверх пальм созерцали гавань, укрытую синим бархатом неба. За кошелек венецианских сольди они уговорились, что Эцио может ехать дальше, до Афин.
- Это наш конечный пункт, — сказал капитан. — Мы обогнем побережье, я ходил там двадцать раз, никаких проблем, никакой опасности. А там легко можно сесть на попутный корабль до Крита и даже до Кипра. Как придем в Афины, я познакомлю вас с моим шурином Мамуной. Он экспедитор. Он о вас позаботится.
- Буду признателен, — ответил Эцио. Он надеялся, что этот человек не подведет. «Анаан» принимал на борт солидный груз пряностей для доставки в Афины, а еще со времен своей юности, когда его отец был одним из самых крупных банкиров Флоренции, Эцио отлично знал, что такой груз делает «Анаана» лакомой целью для любого пирата, сколько ни стращай их ужасным именем великого Пири Рейса. Если вы деретесь на корабле, вы должны двигаться легко и быстро. И следующим утром он нашел в городе оружейника и купил хорошо закаленный ятаган, сбив цену до ста сольди.
- Страховка, — сказал Эцио самому себе.
На рассвете следующего дня был прилив, с которым можно было отправиться в путь, и они воспользовались и приливом, и свежим северным ветром, сразу наполнившим их паруса. Они плыли на юг, оставляя берег примерно в миле по левому борту. Солнце играло на голубой стали волн, теплый ветер ласкал волосы. Но Эцио не мог заставить себя расслабиться. Они добрались уже до точки чуть южнее острова Занте, когда все-таки это произошло. Они вышли подальше в море, чтобы вполне использовать ветер, вода потемнела и заволновалась сильнее. Солнце клонилось к западному горизонту, и трудно стало смотреть в ту сторону не щурясь. Матросы бросили лаг с правого борта, чтобы замерить скорость; Эцио наблюдал за ними.
Позже он не мог объяснить, что же привлекло его внимание. Может быть, морская птица, падавшая за бортом корабля? Но это была не птица. Это был парус. Два паруса. Две морские галеры, шедшие со стороны солнца и заставшие их врасплох практически под самым их носом. Корсары подошли почти борт в борт, прежде чем капитан получил время призвать экипаж к оружию и на боевые позиции. Пираты уже бросили на борт «Анаана» абордажные крюки на веревках и живо вскарабкались на палубу, а Эцио еще только мчался к корме, чтобы вооружиться. К счастью, на боку у него была хотя бы сабля, и он смог подвергнуть ее первому испытанию, прорубая себе путь сквозь заслон из пятерых берберских моряков — он дрался, чтобы добраться до своей цели.
Он тяжело дышал, пока второпях крепил себе наручи и пистолет. Он достаточно верил в ятаган и потому отказался от спрятанных клинков, которые он быстро поместил в тайник в своей каюте — он решил, что лучшее оружие для этого боя пистолет и наручи.
Он бросился в бой, кипевший вокруг — в привычный лязг оружия и запах уже пролитой крови. На носу начался пожар, и ветер, которому занадобилось перемениться именно в этот момент, грозил теперь перетащить огонь на корму через весь корабль. Он приказал двум османским матросам схватить ведра и бежать на нос, к резервуару с водой. В тот же миг пират с мачты кинулся на плечи Эцио. Предупреждающе крикнул кто-то из матросов. Эцио обернулся, согнул правое запястье, и пистолет, закрепленный на предплечье, скользнул ему в руку. Быстро, не имея времени прицелиться, он выстрелил и сразу отступил, дав падающему телу пирата рухнуть на палубу поодаль себя.
- Наполняйте, живей, и сбейте пламя, а то оно всё охватит, — кричал он. — Кораблю конец, если не остановите огонь.
Он раскромсал трех или четырех берберов, которые неслись прямо на него, потому что уже понимали, что он именно тот человек на борту, которого надо вывести из строя, чтобы их нападение завершилась удачей. Потом оказалось, что он дерется с капитаном корсаров — здоровенный зверь, в каждой руке по английскому кортику, несомненно, трофейные, от каких-нибудь прежних неудачливых жертв.
- Сдохни, венецианская собака, — рычал пират.
- Твоя первая ошибка, — заметил Эцио: — Никогда не принимай флорентийца за венецианца. Это обидно.
В ответ капитан обрушил на голову Эцио зверский удар слева, но Эцио ждал этого и тоже вскинул левую руку, дав абордажной сабле капитана безвредно скользнуть по наручам и улететь в небо. Капитан никак не предвидел такой фокус и потерял равновесие. Эцио дал ему подножку и скинул головой вниз в водохранилище в трюме.
- Помогите, эфенди! Я не умею плавать! — булькнул капитан, всплывая на поверхность.
- Учись! — сказал Эцио и отвернулся, чтобы уменьшить число пиратов еще на два — они почти повисли на нем. Краем глаза он видел, что два его морячка с ведрами на веревках успешно добрались до воды в резервуаре и что теперь, когда к ним присоединились еще несколько товарищей, с таким же снаряжением, огонь перестал расползаться.
Но самая свирепая драка шла теперь на корме, и тут османам приходилось все хуже. Эцио понимал, что у берберов нет желания спалить «Анаан», потому что тогда они потеряют свой трофей — по этой причине они и не мешали матросам Эцио тушить огонь, в то время как сами продолжали захват корабля.
Мозг сработал быстро. Они сильно уступали в численности, и он знал, что команда «Анаана» — люди жестокие, но не обученные военному делу. Он повернулся к кучке незажженных факелов, лежавшей под люком в носовой части. Спрыгнув вниз, он взял один факел и сунул его в умирающее пламя пожара, и как только факел занялся, он со всей силы швырнул его туда, где у их борта находились берберские галеры. Потом он схватил другой факел и проделал все заново. Когда берберы на борту «Анаана» сообразили, что происходит, обе их галеры были объяты хорошим пламенем.
Это был рассчитанный риск, и он окупился. Вместо того, чтобы драться за свою добычу, и видя, что они остались без капитана, пираты ударились в панику и рванули обратно к планширу, а османы приободрились и пошли в контратаку, набрасываясь на врагов с палками, мечами, топорами и всем, что попало под руку.
В следующие четверть часа они загнали берберов обратно на их корабли и отвалили от них, обрубив абордажные крюки топорами, а шестами отпихнув горящие галеры подальше. Османский капитан рявкнул несколько быстрых команд, и вскоре «Анаан» был чист. Когда восстановился порядок, экипаж принялся драить палубу от крови и убирать тела погибших. Эцио знал, что их религия не позволяла выбросить тело за борт. Он только надеялся, что остаток пути не будет долгим.
Берберского капитана, как мокрую тряпку, вытащили из водохранилища. Он стоял на палубе, обтекающий и жалкий.
- Вы бы обеззаразили воду, — сказал Эцио капитану «Анаана», когда пиратского главаря связали и увели.
- У нас достаточно питьевой воды в бочках, до Афин нам хватит, — ответил капитан. И тут же из сумки на боку он извлек небольшой кожаный кошелек. — Это вам, — сказал он.
- Что это?
- Компенсация за проезд, — сказал капитан. — Это меньшее, что я могу сделать. Когда придем в Афины, я позабочусь, чтобы о вашем подвиге узнали. Что касается вашего дальнейшего путешествия, можете быть уверены — для вас все будет устроено.
- Мы не должны расслабляться, — сказал Эцио.
Капитан посмотрел на него.
- Вы правы. Наверное, никогда не следует расслабляться.
- Вы правы, — грустно повторил Эцио.
и опять нет перевода на русский...
Если сильно повезет - книженция будет у меня через месяц, плюс-минус дней десять.
На английском можно раздобыть на торрентах (формат epub).
По поводу перевода - у меня смутное ощущение, что а) переводить сие крайне впадлу и б) язык у Боудена весьма простой (чтоб не сказать "примитивный" - в Renaissance точно), поэтому при желании можно осилить. Если есть добровольцы сорганизоваться переводить на том же notabenoid - буду рада (правда, ближайшие 3 месяца от меня проку мало - диплом, чтоб его).
На английском можно раздобыть на торрентах (формат epub).
По поводу перевода - у меня смутное ощущение, что а) переводить сие крайне впадлу и б) язык у Боудена весьма простой (чтоб не сказать "примитивный" - в Renaissance точно), поэтому при желании можно осилить. Если есть добровольцы сорганизоваться переводить на том же notabenoid - буду рада (правда, ближайшие 3 месяца от меня проку мало - диплом, чтоб его).